(Марат Удовиченко и Михаил Попов. Читая Маркса.)
– Михаил Васильевич, здравствуйте.
– Здравствуйте, Марат Сергеевич.
– Здравствуйте, товарищи. У нас сегодня потрясающий материал. Название таково, что, я думаю, многие современные молодые люди заинтересуются этим материалом. Особенно тем фактом, что Марксу по какой-то причине готы не понравились. Потому что материал называется «Критика готской программы».
– Да.
– Мы построим разбор этого материала следующим образом. Начнём с «Критики готской программы», а потом письмо Бебелю разберём, посвящённое этому материалу. Они очень хорошо друг друга дополняют и поясняют.
Итак, Карл Маркс. «Замечание к программе германской рабочей партии». Первый раздел, первый пункт. «Труд есть источник всякого богатства и всякой культуры, а так как приносящий пользу труд возможен лишь в обществе и при посредстве общества, то доход от труда принадлежит в неурезанном виде и на равных правах всем членам общества».
Что скажете, Михаил Васильевич?
– Сегодня люди тоже напишут что-нибудь, выглядит научно, интересно, красиво. А есть люди въедливые, такие, как Карл Маркс, проницательные, которые терпеть не могут всякую псевдонаучную болтологию. И вот Маркс сразу начинает это разбирать. Во-первых, говорит, «труд не есть источник всякого богатства». Это удивительно для некоторых и сейчас живущих. Хотя он очень просто это объясняет: «Природа в такой же мере источник потребительных стоимостей».
– То есть, когда он начинает объяснять, становится очевидно.
– Да, прозрачно, ясно. То есть, во-первых, природа, потому что всё сельское хозяйство построено на том, что природа является источником благ. Мы ждём солнца, мы ждём дождя, мы думаем, когда посеять, когда пожать. То есть мы всё время учитываем все эти обстоятельства, потому что всё, что является предметами потребления – прежде всего, производится вместе с природой, и природой вместе с нами. Поэтому не надо отделять себя от природы, человек в природе и с природой взаимодействует. И вот это понимание целого и целостности присутствует у Маркса и отсутствует у некоторых политиков, которые со своей политикой, с программами, с партиями начинают куда-то уходить от того, что является корнем, основой всей жизни. И вот Маркс возвращает их туда и говорит, что «природа в такой же мере источник потребительных стоимостей, а из них-то ведь и состоит вещественное богатство, как и труд, который сам есть лишь проявление одной из сил природы, человеческой рабочей силы».
То есть, способность наших трудов связана с тем, что у нас есть рука, нога, мы сами. И мы тоже – часть природы, безусловно. Мы не можем сказать, что мы не природа, потому что человек – это животное общественное, трудящееся, говорящее и разумное. Мы не всегда обращаем внимание на первое слово определения человека, которое дал Энгельс, что человек есть животное. Мы представляем природную силу, это развившаяся природная сила. Энгельс в другом месте говорит, что это «цвет природы». Раз мы – цвет, то не надо этот цвет отделять от природы, иначе он пропадёт.
– И дальше он тут пишет: «Поскольку человек заранее относится к природе, этому первоисточнику всех средств и предметов труда, как собственник, обращается с ней как с принадлежащей ему вещью, постольку его труд становится источником потребительных стоимостей, а следовательно, и богатства. У буржуа есть очень серьёзные основания приписывать труду сверхъестественную творческую силу, так как именно из естественной обусловленности труда вытекает, что человек, не обладающий никакой другой собственностью, кроме своей рабочей силы, во всяком общественном и культурном состоянии вынужден быть рабом других людей, завладевших материальными условиями труда. Только с их разрешения может он работать, стало быть, только с их разрешения – жить».
Буквально несколькими строками объяснена причина, по которой буржуи вводят эту сверхъестественность – потому что она позволяет им трактовать, почему одни богатые, а другие бедные. Здорово очень сказано.
Вторая часть параграфа. «Приносящий пользу труд возможен лишь в обществе и при посредстве общества». Что скажете, Михаил Васильевич?
– Маркс здесь говорит, что это является перепевом того, что такое труд; что труд – это момент, это свойство, характерное для человека как природного существа. «Согласно первому положению, труд являлся источником всякого богатства и всякой культуры, а, следовательно, никакое общество невозможно без труда. Теперь же мы узнаем, наоборот, что никакой «приносящий пользу» труд невозможен без общества».
То есть Маркс показывает, что люди что-то хотели сказать, но ничего не добавили.
– Тут очень много мест, где он въедливо комментирует по схеме «кто на ком стоял». Вот он пишет: «С таким же успехом можно было бы сказать, что только в обществе бесполезный или даже вредный для общества труд может стать отраслью промышленности, что только в обществе можно жить праздно и т. д. и т. д.,— короче, переписать всего Руссо».
– Ну, вот сейчас курят жидкость, но она же вредная для здоровья?
– Но зато сколько денег приносит!
– Денег приносит много, поэтому в станциях метро ставятся целые павильоны, где можно эту жидкость получить, и соответствующие приборчики, чтобы можно было курить, ходить и пускать дым. И в то же время мы знаем, что никак не можем избавиться от того, чтобы курящие не заражались раком лёгких. И теперь к нам прибавилась ещё одна беда, напасть. Причём, эта напасть поражает молодое поколение. Здесь ни культуры, ни развития, ничего нет – только мода. А мода, как говорил Гёте, «любит сумасбродство и не любит естества».
– Это ещё хуже, чем курить табак, потому что это искусственный наркотик.
– Да.
– Это уже чистая химия.
«В-третьих. Заключение: «А так как приносящий пользу труд возможен лишь в обществе и при посредстве общества, то доход от труда принадлежит в неурезанном виде и на равных правах всем членам общества».
Что скажете?
– Лассалю кажется это каким-то умным положением, а ведь он говорит о доходе. А доход заставляет уже совсем по-другому ставить вопрос. Когда мы говорим о доходе, мы имеем в виду деньги, мы имеем в виду стоимость, мы имеем в виду товарное производство, и он уходит от этого природного понимания, понимания труда как природного процесса и человека как преобразующего природу. И это он делает в тот момент, когда говорит о коммунистическом обществе. И поэтому всё дальнейшее идёт по линии разоблачения такого, можно сказать, товарного, рыночного подхода. Начинают с дохода, а не приходят к тому, что раньше называлось доходом. И всегда ли будет этот доход, о доходе ли надо говорить?
– Да, мне нравится очень чёткий вывод Маркса из того, что говорит Лассаль: «Эти пустые фразы можно, как видите, вертеть и поворачивать как угодно».
Первое, чем не понравилась программа – обилием софистики. Много пустых фраз, которые каждый может трактовать по-своему. Получается, что эту программу люди с совершенно разными установками могут воспринять как свою, и наберётся «каждой твари по паре» в партию, получится полный бардак.
– И это делается вместо того, чтобы прямо сказать, как Маркс говорит: «Это – закон всей истории до настоящего времени. Следовательно, вместо общих фраз о «труде» и «обществе» нужно было ясно показать, как в современном капиталистическом обществе были, наконец, созданы те материальные и прочие условия, которые делают рабочих способными сокрушить это общественное проклятие и заставляют их это сделать».
– Да.
– Вот задача, которую ставит Маркс перед программой и перед теми, кто пишет программу. Эту задачу и надо выполнять, а не заниматься пустословием.
– Да, да. Второй пункт. «В современном обществе средства труда являются монополией класса капиталистов. Обусловленная этим зависимость рабочего класса есть причина нищеты и порабощения во всех формах».
Что скажете, Михаил Васильевич?
– Маркс сразу указывает на грубую ошибку, потому что средство труда являются не только монополией класса капиталистов, но и монополией земельных собственников. И, причём, монополию земельных собственников Маркс ставит на первое место, потому что на земле строятся фабрики, на ней используются средства производства и ведется сельское хозяйство. И, между прочим, большие классы располагаются на этой самой земле. Ещё не таким является общество, где есть только рабочие и капиталисты. И они всё равно не витают в воздухе, а существуют земельные ренты, связанные с тем, что земля – это средство производства.
То есть, это – просто безграмотное положение Лассаля, которое не может существовать в программе политической партии.
– Я обратил внимание на то, что, по сути дела, Лассаль делает вольную цитату из устава Интернационала.
– Да.
– Это мне напоминает нынешних цитатчиков, когда они говорят, что «бытие определяет сознание». То есть, это получается, Лассаль – тоже недоучившийся?
– Это не совсем цитата, «это заимствованное из Устава Интернационала положение в данной «исправленной» редакции».
– И зачем он это исправление ввёл?
– Потому что сам он не мог придумать то, что является истиной, а взял хорошие документы и испортил, решил, что в этом новизна.
– А, ну да, такое часто бывает. Третий пункт. «Освобождение труда требует возведения средств труда в достояние всего общества и коллективного регулирования совокупного труда при справедливом распределении трудового дохода».
– И вот кажется, что тут появляется что-то новое, светлое, хорошее, но обратите внимание на последнее слово – доход. А доход тогда бывает, когда сначала бывает расход. А когда бывает расход и доход? В товарном хозяйстве. А если вы имеете дело с развитым товарным хозяйством, то вы имеете дело с капитализмом. То есть вы имеете дело с капитализмом, а обещали повести людей к коммунизму.
– Как у Черномырдина – хотели, как лучше, а получилось как всегда.
– Вот Маркс тут прямо пишет: «Что такое «трудовой доход»? Продукт труда или же его стоимость? А в последнем случае, вся ли стоимость продукта или только та часть стоимости, которую труд присоединил к стоимости потребленных средств производства? «Трудовой доход» – расплывчатое представление, выдвинутое Лассалем вместо определённых экономических понятий.
Что такое «справедливое» распределение?»
О какой справедливости может идти речь в современном обществе, в котором кругом несправедливость?
– Дальше в следующем пункте Маркс, по сути дела, показывает на примере анализа текстов на их внутреннюю непротиворечивость. Маркс показывает, что Лассаль начинает противоречить уже сам себе. Благодаря расплывчатым формулировкам люди не замечают взаимной противоречивости его тезисов. А Маркс здесь это вскрывает и показывает. И вот это очень хорошо.
Благодаря этому примеру мы вооружены инструментом, который нам позволяет анализировать подобные тексты Троцкого и других людей, которые не вполне доучившиеся и разобравшиеся, но которые очень пафосно вещают благодаря расплывчатым, ненаучным формулировкам. Они захватывают читателя эмоциональностью текста.
– Но и Маркс здесь долго не задерживается на разоблачениях, потому что понимает – толку от этого разоблачения не будет. Лассаль носится со своим «неурезанным доходом», он, по-существу, догматик. И поэтому не надо становиться на эту лассальянскую точку зрения. А советы Маркса относятся уже не к Лассалю, а к социал-демократической партии Германии.
Тут буквально на одной странице он просвещает социал-демократию. И это просвещение, по-моему, является современным, актуальным для нас. Потому что мы ещё до этого не доросли. Или, вернее, мы до этого доросли при социализме, а теперь мы вернулись снова в капитализм, поэтому нам надо снова к этому вернуться. Повторение – мать учения.
«Чтобы знать, что в данном случае подразумевают под словами «справедливое» распределение, мы должны сопоставить первый параграф с этим параграфом. Последний предполагает такое общество, в котором «средства труда составляют общественное достояние и совокупный труд регулируется коллективно», а в первом параграфе мы видим, что «доход от труда принадлежит в неурезанном виде и на равных правах всем членам общества».
«Всем членам общества»? Даже и неработающим? Где же тогда «неурезанный трудовой доход»? Только работающим членам общества? Где же тогда «равное право» всех членов общества?
– Дальше можно не читать, уже всё понятно.
– Да, уже понятно, но разобраться надо. «Но «все члены общества» и «равное право» – очевидно только фразы. Суть же дела в том, что в этом коммунистическом обществе каждый работник должен получить лассалевский «неурезанный трудовой доход».
Если выражение «трудовой доход» мы возьмем сначала в смысле продукта труда, то коллективный трудовой доход окажется «совокупным общественным продуктом».
Это – важнейшая категория политэкономии, социализма. Все должны знать, что такое совокупный общественный продукт. Это тот продукт, который создаётся в течение года теми, кто трудится в материальном производстве, непосредственно производит материальные блага. А потом уже идут из него вычеты. Тогда как Лассаль говорит «неурезанный». Как же неурезанный, когда надо начать вычитать?
– Мы, грубо говоря, получаем яблоко, а из него не урезаем ни расходы на окучивание, ни на выращивание яблони, ни на полив яблони, ни на ух, ни на защиту от вредитлей, мы ничего этого не вычитаем. Мы это всё сразу потребляем.
– А если мы возьмём не яблоко, а продукцию современной промышленности, можете представить? «Из него надо теперь вычесть:
во-первых, то, что требуется для возмещения потребленных средств производства. Во-вторых, добавочную часть для расширения производства. В-третьих, резервный или страховой фонд для страхования от несчастных случаев, стихийных бедствий и так далее. Эти вычеты из «неурезанного трудового дохода» – экономическая необходимость, и их размеры должны быть определены на основе наличных средств и сил, отчасти на основе теории вероятности, но они никоим образом не поддаются вычислению на основе справедливости.
Остаётся другая часть совокупного продукта, предназначенная служить в качестве предметов потребления».
А вот некоторые товарищи думают, что социализм это когда всё разделили на всех поровну.
– Отнять и разделить.
– Да, так некоторые и говорят: отнять и поделить. А это «отнять и поделить» было у кого?
– Только не у коммунистов.
– «Прежде чем дело дойдёт до индивидуального дележа этой оставшейся части, из нее вновь вычитаются: во-первых, общие, не относящиеся непосредственно к производству издержки управления. Эта доля сразу же весьма значительно сократится по сравнению с тем, какова она в современном обществе, и будет всё более уменьшаться по мере развития нового общества.
Во-вторых, то, что предназначается для совместного удовлетворения потребностей, как-то: школы, учреждения здравоохранения и так далее. Эта доля сразу же значительно возрастёт по сравнению с тем, какова она в современном обществе, и будет всё более возрастать по мере развития нового общества.
В-третьих, фонды для нетрудоспособных и пр., короче – то, что теперь относится к так называемому официальному призрению бедных».
Пенсионер, например. Кроме того, люди болеют, надо в это время их кормить. Человек слух потерял, оглох, и прочее.
«Лишь теперь мы подходим к тому «распределению», которое программа, под лассалевским влиянием, так ограниченно только и имеет в виду, а именно к той части предметов потребления, которая делится между индивидуальными производителями коллектива».
– «“Неурезанный трудовой доход’ незаметно превратился уже в «урезанный», хотя все удерживаемое с производителя как частного лица прямо или косвенно идет на пользу ему же как члену общества…
Выражение «трудовой доход», неприемлемое и в настоящее время из-за своей двусмысленности, теряет таким образом всякий смысл.
Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло. Соответственно этому каждый отдельный производитель получает обратно от общества за всеми вычетами ровно столько, сколько сам даёт ему. То, что он дал обществу, составляет его индивидуальный трудовой пай. Например, общественный рабочий день представляет собой сумму индивидуальных рабочих часов; индивидуальное рабочее время каждого отдельного производителя – это доставленная им часть общественного рабочего дня, его доля в нём. Он получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда. То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме».
– Можно сказать, что написанное здесь Марксом, не было усвоено не только рядовыми гражданами, но и громадным большинством экономистов, которые никак не могли понять, что тут ни о какой стоимости не может идти речь. Здесь речь идёт не об обмене одного продукта на другой, а о том, что человек не продаёт свою рабочую силу, как при капитализме, а идёт процесс распределения. Выдаётся рабочая квитанция. Кстати, бумажные деньги, как известно, не деньги.
– Михаил Васильевич, у меня отсюда два замечания. Первое. Правильно я понял, что люди, которые говорят, что не было социализма к 1936 году, противоречат Марксу?
– Конечно. Они, с одной стороны, изображают социализм как полный коммунизм, а потом видят, что он был неполный.
– И называют его «развитым»…
– А потом видят, что он не полный, и поколебавшись, называют его «развитым». Да, Вы правы.
– И второй момент. Я здесь вижу опять же очередной корешок ельмеевской, долговской теории, которую они дальше развили со временем, и видно, что они тоже идут чётко в том же направлении.
– Да, надо экономить не на единичном продукте, а брать общую экономию труда. Если мы хотим богатеть как общество, значит, мы должны экономить весь труд, а не только тот труд, который я совершаю в процессе моего индивидуального труда. Очень мало кто понимает, что зарплата при социализме была рабочей квитанцией. А как узнать, что она собой представляет? Представьте себе всю сумму зарплат и вашу зарплату, разделите на общую сумму зарплат, и вы получите свою долю в фонде индивидуального распределения. То есть, у нас не деньги, которые получали, а по сути это рабочие квитанции. Деньги же – это товар-эквивалент, а у нас не товарное хозяйство.
Маркс говорит, что здесь ничего общего с обменом нет. «В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство, потому что теперь, в противоположность капиталистическому обществу, индивидуальный труд уже не окольным путём, а непосредственно существует как составная часть совокупного труда. Выражение «трудовой доход», неприемлемое и в настоящее время из-за своей двусмысленности, теряет таким образом всякий смысл».
Если у нас что-то общее, какой может быть обмен? Вот если у меня своя книга, у вас – своя, то я могу с вами поменяться. А если это наши общие книги и мы их просто взяли с общего стола, то ни о каком обмене речи быть не может, а о перемещении общего богатства может быть речь.
– Дальше интересно: «равное право здесь по принципу всё ещё является правом буржуазным, хотя принцип и практика здесь уже не противоречат друг другу, тогда как при товарообмене обмен эквивалентами существует лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае.
Несмотря на этот прогресс, это равное право в одном отношении все еще ограничено буржуазными рамками. Право производителей пропорционально доставляемому ими труду; равенство состоит в том, что измерение производится равной мерой – трудом».
То есть, через трудовое время происходит переход к социализму. Очень интересно.
«Но один человек физически или умственно превосходит другого и, стало быть, доставляет за то же время большее количество труда или же способен работать дольше; а труд, для того чтобы он мог служить мерой, должен быть определён по длительности или по интенсивности, иначе он перестал бы быть мерой. Это равное право есть неравное право для неравного труда. Оно не признаёт никаких классовых различий, потому что каждый является только рабочим, как и все другие; но оно молчаливо признает неравную индивидуальную одаренность, а, следовательно, и неравную работоспособность естественными привилегиями. Поэтому оно по своему содержанию есть право неравенства, как всякое право. По своей природе право может состоять лишь в применении равной меры; но неравные индивиды (а они не были бы различными индивидами, если бы не были неравными) могут быть измеряемы одной и той же мерой лишь постольку, поскольку их рассматривают под одним углом зрения, берут только с одной определенной стороны, как в данном, например, случае, где их рассматривают только как рабочих и ничего более в них не видят, отвлекаются от всего остального. Далее: один рабочий женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше, и так далее. При равном труде и, следовательно, при равном участии в общественном потребительном фонде один получит на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и тому подобное. Чтобы избежать всего этого, право, вместо того чтобы быть равным, должно бы быть неравным».
Это же только диалектик мог такое написать! А нынешние… как они могут мыслить, чтобы не понимать этого?
– Они уже забывают о предыдущем. Общество берёт то, что требуется для возмещения потреблённых средств производства, потом для расширения производства, потом резервный и страховой фонд, потом для тех, кто не работает, для общих нужд, для управленческих нужд и так далее.
Виктор Иванович Галко, кандидат экономических наук, посчитал, что у нас в СССР при социализме 51% благ трудящийся получал через общественные фонды. И только 49% – через фонд распределения по труду. А всё внимание к этому распределению по труду, как будто бы это самое главное. На самом деле распределение по труду должно иметь всё меньшую и меньшую долю, и всё бо́льшая доля должна распределяться по потребности.
– То есть, главная ошибка людей, не признающих социализм к 1936 году, состоит в том, что они всё ещё используют вот такую переходную линейку с акцентом в капиталистическую сторону. И они это не осознают. Нужно перенести акцент на социалистическую сторону.
– А почему? А потому что собственность уже стала общественной на всё. За редким исключением. Раз она стала собственностью на всё основное богатство, распределение тоже, в основном, идёт через общественные фонды. И только известная часть распределяется по труду. А раз это распределение, то это не обмен. Если я распределяю, какой же тут обмен? Я вам даю, а вы мне ничего не даёте и не должны давать.
– Давайте два следующих абзаца прочтём.
– Давайте.
– «Далее: один рабочий женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше, и так далее. При равном труде и, следовательно, при равном участии в общественном потребительном фонде один получит на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и тому подобное. Чтобы избежать всего этого, право, вместо того чтобы быть равным, должно бы быть неравным.
Но эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества. Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества.
На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!»
Обращаю внимание: нет здесь «от каждого», о чём вы говорили.
– Нет «от каждого». Не общество у тебя отбирает, а каждый сам должен отдавать по способности. Но я хочу обратить внимание на то, что здесь никакого слова «социализм» нет. У Маркса вообще здесь ни одного слова про социализм нет. Но у него есть незрелый и зрелый коммунизм. Коммунизм! Вот незрелый коммунизм потом, позднее, уже устоялось, особенно после Ленина, называть социализмом. Потому что до этого социализмом называли всякие социалистические учения. А что касается общества, это совершенно понятно: раз есть общая собственность (а общая – это «коммунис»), значит – коммунистическое общество. Как только у вас общественная собственность появилась в 1936 году, значит у вас появился коммунизм.
Поэтому когда вдруг вылезает Хрущев и говорит, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме, это чушь. Он говорит в 1961 году, хотя с 1936 года тогдашнее поколение уже построило первую фазу коммунистической общества и жило при коммунизме.
– Получается, что в буржуазном праве будет всё меньше и меньше буржуазности, но оно очень долго будет жить при социализме. А что такое право? Формально выраженный механизм, закон, которому мы, как правило, должны подчиняться.
– Давайте точно сформулируем. Право – это возведённая в закон воля господствующего класса. Как только классов не будет, не будет и права.
– Да, но я что хочу сказать: это формальность.
– Право и есть формальное. Закон и есть формальное.
– И своим фактом формальности оно тоже хранит буржуазность. И получается очень интересная вещь. В 1937 году выходит блестящая статья о педологических извращениях в наркомпросе. Когда попытались сделать то, что сделали нынешние ЕГЭисты. Но тогда люди, владеющие диалектикой, не позволили. Сегодня противостоять не смогли. ЕГЭ – это в каком-то смысле попытка сохранения этой буржуазности и дальше.
– Да.
– Читаем дальше, через абзац. «Помимо всего вышеизложенного, было вообще ошибкой видеть существо дела в так называемом распределении и делать на нём главное ударение.
Всякое распределение предметов потребления есть всегда лишь следствие распределения самих условий производства. Распределение же последних выражает характер самого способа производства. Например, капиталистический способ производства покоится на том, что вещественные условия производства в форме собственности на капитал и собственности на землю находятся в руках нерабочих, в то время как масса обладает только личным условием производства – рабочей силой. Раз элементы производства распределены таким образом, то отсюда само собой вытекает и современное распределение предметов потребления. Если же вещественные условия производства будут составлять коллективную собственность самих рабочих, то в результате получится также и распределение предметов потребления, отличное от современного. Вульгарный социализм (а от него и некоторая часть демократии) перенял от буржуазных экономистов манеру рассматривать и трактовать распределение как нечто независимое от способа производства, а отсюда изображать дело так, будто социализм вращается преимущественно вокруг вопросов распределения. Но когда истинное отношение давным-давно уже выяснено, к чему же снова возвращаться вспять?»
– Поэтому люди, для которых социализм вращается вокруг вопросов распределения – не социалисты, не марксисты и не коммунисты. Вот какой вывод мы должны сделать!
– И это уже было в том году, когда Маркс критиковал эту готскую программу. Уже тогда он писал «зачем возвращаться вспять?» То есть это уже тогда было всё пережёвано много раз.
Четвёртый пункт. «Освобождение труда должно быть делом рабочего класса, по отношению к которому все остальные классы составляют лишь одну реакционную массу».
Что скажете, Михаил Васильевич?
– Это со всех сторон неправильно. Что значит освобождение труда? То есть, мы должны освободить труд, чтобы вы занимались бесконечно этим трудом. Не людей надо освободить, не рабочих нужно освободить, не крестьян, а труд! От кого? От человека? Что это за глупость?
– От всего.
– Труд, освобождённый от всего, – это не труд. И сказано, что освобождение труда должно быть делом рабочего класса. Мол, освободите рабочих, чтобы они только трудом и занимались, больше ничего. А своим развитием не надо заниматься? Освобождение рабочего класса должно быть делом самих рабочих – так было сказано в Уставе Интернационала. А тут не освобождение рабочего класса, а освобождение труда.
– То есть, опять неверное цитирование. И на этом основанное толкование в свою пользу, как хочется составителю программы.
– А вот смотрите, как говорят: «труд и капитал», противопоставление труда и капитала, борьба труда и капитала. А капитал разве не труд? Капитал – это овеществлённый труд по Марксу! Поэтому борьба-то идёт рабочего класса с буржуазией. У рабочего класса в собственности нет средств производства, а у буржуазии есть, и у неё в собственности накопленный труд этих же рабочих.
– «Буржуазия, как носительница крупной промышленности, рассматривается здесь как революционный класс по отношению к феодалам и средним сословиям, стремящимся удержать за собой все те социальные позиции, которые созданы устарелыми способами производства. Следовательно, они не образуют вместе с буржуазией лишь одну реакционную массу.
С другой стороны, пролетариат революционен по отношению к буржуазии, потому что он, выросши сам на почве крупной промышленности, стремится лишить производство того капиталистического характера, который старается увековечить буржуазия. Но «Манифест» при этом добавляет, что «средние сословия» становятся революционными «постольку, поскольку им предстоит переход в ряды пролетариата».
С этой точки зрения, следовательно, опять-таки бессмыслица, будто по отношению к рабочему классу они «вместе с буржуазией» и вдобавок еще с феодалами «составляют лишь одну реакционную массу».
Разве на последних выборах заявляли ремесленникам, мелким промышленникам и т. п., а также крестьянам: «по отношению к нам вы с буржуа и феодалами образуете лишь одну реакционную массу»?»
– Вместо того, чтобы сказать, что рабочий класс – самый революционный, говорит прямо совершенно иное, что все – реакционные. Нет, не все, а как же без крестьянства? Разве мог бы рабочий класс России победить, если бы коммунистическая партия также думала, что крестьянство нас не поддержит? Это же вопрос борьбы.
– «Лассаль знал «Коммунистический манифест» наизусть так же, как его правоверные последователи знают составленные им священные писания. И если он так грубо исказил «Манифест», то сделал это лишь для того, чтобы оправдать свой союз с абсолютистскими и феодальными противниками против буржуазии».
А вот так же сейчас нынешняя власть в Российской Федерации поступает.
– А Вы обратили внимание, что это вопрос о программе был?
– Да.
– А как у нас пропал социализм? Программу поправили такие люди как Лассаль, а такие вроде бы люди как Маркс не отстояли программу, которая была написана Лениным. Они не проиграли, потому что и не бились за программу – просто сдали! Социализм сдали те люди, которые должны были служить делу социализма, рабочему классу. Они сдали диктатуру пролетариата, которая является главным в марксизме и которая представляет собой упорную борьбу. Как можно призвать отказаться от борьбы против сил и традиций старого общества? Они демобилизовали трудящихся, рабочий класс.
– Они, наверное, не дочитали это определение.
– Они, может, и не начинали его читать.
– Да, наверное, мы о них слишком хорошо думаем.
Пятый пункт. Цитата: «Рабочий класс действует для своего освобождения прежде всего в рамках современного национального государства, сознавая, что необходимым результатом его стремлений, которые общи рабочим всех культурных стран, будет международное братство народов».
– Это вместо «Пролетарии всех стран, соединяйтесь».
– Да.
– То есть, он действует в рамках своего государства. Но при этом думает, что когда-то в далеком будущем, когда будет братство народов… А сейчас мы забудем о братстве народов и будем думать только в рамках своего государства. А вот Маркс-то и объясняет, что неправильно написано, неглубоко и неверно, «что непосредственной ареной его борьбы является его же страна. Постольку его классовая борьба не по своему содержанию, а, как говорится в «Коммунистическом манифесте», «по форме» является национальной». По форме! А по содержанию своему борьба рабочего класса не является только национальной, потому что он должен освободиться от частной собственности. От частной собственности надо освободить не только свой народ и не только свою нацию, надо освободить человечество от частной собственности, тогда будет у нас международное коммунистическое общество.
– «К чему же сводит германская рабочая партия свой интернационализм? К сознанию, что результатом ее стремлений будет «международное братство народов». Эта фраза, заимствованная у буржуазной Лиги мира и свободы, должна сойти за эквивалент международного братства рабочих классов разных стран в их совместной борьбе против господствующих классов и их правительств. Итак, о международных функциях германского рабочего класса – ни слова! И это всё, что ему предлагают противопоставить своей собственной буржуазии, братски объединившейся уже против него с буржуазией всех других стран, и международной заговорщической политике г-на Бисмарка!»
Получается, чтобы сегодня победить, надо противопоставить глобализму пролетарский интернационализм?
– Да, конечно.
– Вот к этому надо идти.
Следующий раздел, второй, и первая цитата в начале его. «Исходя из этих принципов, германская рабочая партия добивается всеми законными средствами свободного государства – и – социалистического общества: упразднения системы заработной платы вместе с её железным законом – и – эксплуатации во всех её формах; устранения всякого социального и политического неравенства».
Какие красивые фразы!
– Я бы не сказал. Начинается это совсем некрасиво – «свободное народное государство» – это государство, свободное от общества. Оно творит всё, что хочет. Это государство-узурпатор, которое подчиняет себе общество. То есть, господствующий класс свободен по отношению ко всему обществу, он угнетает и эксплуатирует всех.
– «Итак, германская рабочая партия должна впредь веровать в «железный закон» Лассаля! Чтобы найти ему место в программе, допускают бессмыслицу, говоря об «устранении системы заработной платы (следовало бы сказать: системы наемного труда) вместе с её железным законом». Если я устраняю этот наемный труд, то, естественно, я устраняю и его законы, будь они «железные» или мягкие, как губка. Но борьба Лассаля против наемного труда вращается почти исключительно вокруг этого так называемого закона. Поэтому, чтобы доказать, что лассальянская секта победила, «система заработной платы» должна быть уничтожена «вместе с ее железным законом», а не без него».
– Маркс был очень обеспокоен. Это же предложено в программу партии!
– Всё бы рухнуло.
– Там бы получился наш XXII Съезд партии.
– Да.
– «Со времени смерти Лассаля в нашей партии пробило себе дорогу научное понимание того, что заработная плата является не тем, чем она кажется, не стоимостью – или ценой – труда, а лишь замаскированной формой стоимости – или цены – рабочей силы».
Это и сегодня не преодолено. Многие считают, что это цена труда: сколько я труда дал, столько мне и заплатили. Тебе заплатили за стоимость твоей рабочей силы! А ты её отработал за 40 минут, а остальное время ты работаешь на капиталиста. Вот какая сейчас картина.
– Да. Люди почему-то фактор технического прогресса всё время упускают из вида.
– Такие люди, как Лассаль, может, даже думают, что они спасители человечества, а на самом деле они самым лучшим образом сохраняют буржуазный способ производства. Они пробрались и в партию.
– В 1917 году рабочему оплачивали полдня, а сейчас одну восьмую. И только благодаря развитию производительных сил современный рабочий живёт лучше, чем рабочий в 1917 году. То есть, он на одну восьмую от того, что реально сделал, живёт лучше, чем тогда рабочий на одну вторую. И по этой причине он думает, что сейчас ему лучше, но де-факто он просто не видит, что у него теперь воруют в четыре раза больше, чем воровали тогда, у тогдашнего рабочего.
– И вот Маркс здесь очень возмущается по поводу того, что игнорируется содержание написанного им «Капитала», где было всё разъяснено, растолковано и разжёвано, что рабочий продаёт свою рабочую силу. И что, следовательно, капиталисты покупают её и получают прибавочную стоимость. А что получается? «И вот теперь, после того как это понимание все более и более прокладывает себе путь в нашей партии, возвращаются назад к догмам Лассаля, хотя теперь-то должны были бы знать, что Лассаль не понимал, что такое заработная плата, и вслед за буржуазными экономистами принимал видимость за сущность дела».
Ну, вот по видимости у нас продаётся труд, а сущность в чём? В том, что продаётся рабочая сила. Это же совершенно разные категории!
«Один уже тот факт, что представители нашей партии способны были совершить такое чудовищное покушение на распространенное в партийных массах понимание, – не показывает ли одно это, с каким преступным легкомыслием, с какой бессовестностью приступили они к делу составления компромиссной программы!»
А что, у нас такого не было? С какой бессовестностью Хрущёв с компанией приступили к составлению той программы, которая выбросила главное в марксизме!
– Есть небольшое оправдание в следующем абзаце.
– Ну!?
– У них просто мозги кривые. «Вместо неопределенной заключительной фразы в конце параграфа: «устранение всякого социального и политического неравенства», следовало сказать, что с уничтожением классовых различий само собой исчезнет и всякое вытекающее из них социальное и политическое неравенство».
– Проблема в том, что они не стоят на точке зрения классовой борьбы. Если классовые различия исчезают, то естественно исчезает и неравенство. А неравенство как бы отделяют от наличия классов и рассматривают какое-то неравенство, которое сводится к тому, больше тебя или меньше я получил якобы денег, а это не деньги и так далее. Вот что мы имеем.
– Третий раздел. Цитата из программы: «Чтобы проложить путь к разрешению социального вопроса, германская рабочая партия требует учреждения производительных товариществ с государственной помощью под демократическим контролем трудящегося народа. Производительные товарищества как в промышленности, так и в земледелии должны быть вызваны к жизни в таком объёме, чтобы из них возникла социалистическая организация совокупного труда».
– Спрашивается, от кого собираются потребовать? От буржуазного государства? Ну, как можно требовать учреждения производительных товариществ от капиталистов, от государства капиталистов? Вы соображаете? Государство капиталистов должно защищать интересы капиталистов.
– Да точно так же, как некоторые считают, что когда пролезут в Думу, они устроят социализм…
– Вы создайте своё государство, а потом делайте какие хотите товарищества и требуйте от них то, что вам нужно. А пока это наше государство, мы не будем делать эти ваши товарищества. Поэтому, что вы там написали в своей программе – нам глубоко наплевать.
– Что ещё добавите, Михаил Васильевич?
– Добавлю здесь оценку всего этого безобразия.
– Давайте.
– «На место существующей классовой борьбы ставится фраза газетных писак о «социальном вопросе», к «разрешению» которого «пролагается путь». Вместо процесса революционного преобразования общества «социалистическая организация совокупного труда» «возникает» из «государственной помощи», оказываемой производительным товариществам, которые «вызываются к жизни» государством, а не рабочими. Это вполне достойно фантазии Лассаля, будто с помощью государственных субсидий можно так же легко построить новое общество, как новую железную дорогу!»
Сухой остаток: уходят они с позиций классовой борьбы. А может и не вставали на эту позицию.
– То есть, те же реформаторы.
– Да тут ещё нечего реформировать!
– А они уже реформируют.
– Они хотят реформировать буржуазный строй. И когда они его реформируют, будет другая форма буржуазного строя. И вот тут Маркс и сказал, что вы сошли с позиции классовой борьбы. Поэтому это не программа партии рабочего класса, если её пишут люди, сошедшие с пролетарской классовой позиции.
– Четвёртый раздел. «Перехожу теперь к демократическому разделу:
«Свободная основа государства».
Что скажете, Михаил Васильевич?
– Я это не знаю. Что такое «свободная основа государства»? Потому что свобода – это осознанная необходимость. Государство – это машина насилия. Как они могут соединяться через какую-то основу? Никоим образом эти три слова не могут соединяться. Если это буржуазное государство, у него есть основа – класс буржуазии, и он свободен. То есть, диктатура буржуазии – вот свободная основа государства. Правильно?
– Да. И вот мне нравится, как дальше Маркс комментирует: «Свобода состоит в том, чтобы превратить государство из органа, стоящего над обществом, в орган, этому обществу всецело подчиненный; да и в наше время большая или меньшая свобода государственных форм определяется тем, в какой мере они ограничивают «свободу государства».
– Вместо свободы трудящихся, свобода той машины, которая подавляет трудящихся. Такая получается подмена.
– «Германская рабочая партия – по крайней мере, если она принимает эту программу, – обнаруживает, как неглубоко прониклась она социалистическими идеями; вместо того, чтобы рассматривать существующее общество (а это сохраняет силу и для всякого будущего общества) как «основу» существующего государства (или будущее общество как основу будущего государства), она, напротив, рассматривает государство как некую самостоятельную сущность, обладающую своими собственными «духовными, нравственными, свободными основами».
Это мне напоминает современные «духовные скрепы».
– А мне напоминает XXII Съезд. То, что тогда произошло, имело вот такую предысторию. И вообще, люди, которые считаются опытными и большими политиками, должны знать историю. Это уже всё было! Это всё уже Маркс критиковал. И, само собой, Ленин эти все мысли критиковал. И оно вылезло вдруг… Это, конечно, очень печально с точки зрения того, насколько неглубоко марксизм-ленинизм был освоен в это время людьми, присутствовавшими на XXII Съезде. Или их специально отбирали, таких, которые этого не знают или готовы отказаться от главного в марксизме.
– «Возникает вопрос: какому превращению подвергнется государственность в коммунистическом обществе? Другими словами: какие общественные функции останутся тогда, аналогичные теперешним государственным функциям? На этот вопрос можно ответить только научно; и сколько бы тысяч раз ни сочетать слово «народ» со словом «государство», это ни капельки не подвинет его разрешения».
– А вот у нас и сочетали на XXII Съезде – народное государство объявили, общенародное.
– Да и сейчас товарищ Зюганов постоянно сочетает.
– Да. А Маркс к этому вопросу подошёл так, что надо смотреть не на то, какое будет у нас общество при коммунистическом времени, а как мы будем двигаться к этому обществу, к полному коммунизму. А раз мы будем двигаться, значит между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения. Этому периоду соответствует политический переходный период. И государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата.
– То есть, люди не читали.
– Вместо «свободного народного государства», такого хорошего, красивого, Маркс, критикуя, своих товарищей говорит: нужна революционная диктатура пролетариата.
– Да. В общем, Михаил Васильевич, я открыл закон тройного отрицания, читая эту работу.
– Ну!? Три раза надо отрицать, чтобы один раз получилось?
– Нет, чтобы ничего не получилось, или чтобы развалить что-то. И этим законом пользуются все последователи Лассаля.
– То есть, одну сторону отрицать, вторую сторону отрицать, а потом две стороны вместе?
– Нет, Михаил Васильевич, сразу одновременно и все три!
– И все три раза!
– Как на троих пьют. Недоучки, недоумки, недоделки!
– Ужас! И поразительно, что это очень актуально. Это замечание Маркса на программу партии, принятую на XXII Съезде КПСС.
– О! Класс!
– А на что? Мы просто других берем авторов. Лассаль тут… А это же хрущёвщина чистой воды! Она возникла снова.
– Ещё цитата из программы. «В качестве духовной и нравственной основы государства германская рабочая партия требует
всеобщего и равного для всех народного воспитания через посредство государства. Обязательного посещения школы. Бесплатного обучения».
Мне это напомнило методику для использования эскалаторов в метрополитене.
– А мне напомнило тюрьму, потому что всеобщее равное для всех народное воспитание посредством государства. Всех посадить в тюрьму, там будут их кормить, воспитывать и давать какое-то элементарное бесплатное обучение.
– Сделать равное, не давать им высшее.
– Не давать. И среднего не давать! Высшее не можем дать, денег нет. Среднее не можем дать, денег нет. А начальное – можем. Значит, всем дадут начальное.
– А можно без начального – просто пороть и всё. Это же воспитание?
– Да, воспитание такое. Если посредством государства, то государство, кроме как пороть, ничего и не может.
– «Никуда не годится «народное воспитание через посредство государства». Определять общим законом расходы на народные школы, квалификацию преподавательского персонала, учебные дисциплины и т. д. и наблюдать при посредстве государственных инспекторов, как это делается в Соединенных Штатах, за соблюдением этих предписаний закона, – нечто совсем иное, чем назначить государство воспитателем народа! Следует, наоборот, отстранить как правительство, так в равной мере и церковь от всякого влияния на школу.
«Свобода науки» – так гласит один из параграфов прусской конституции. К чему он здесь?»
– Если это касается учёных, то учёный, который сидит и думает – всегда свободен. А вот если он что-то не может напечатать, тогда это свобода публикаций, это относится уже к тому, как организовано рассмотрение результатов науки. А наука по своей природе свободна и она, между прочим, себя так всегда и проявляла, во все времена.
– «»Свобода совести»! Если теперь, во время «культуркампфа», хотели напомнить либералам их старые лозунги, то это можно было сделать только в такой форме: Каждый должен иметь возможность отправлять свои религиозные, так же как и телесные, нужды без того, чтобы полиция совала в это свой нос. Но рабочая партия должна была бы воспользоваться этим случаем и выразить своё убеждение в том, что буржуазная «свобода совести» не представляет собой ничего большего, как терпимость ко всем возможным видам религиозной свободы совести, а она, рабочая партия, наоборот, стремится освободить совесть от религиозного дурмана. Однако у нас не желают переступить «буржуазный» уровень».
– Да, это крупные были замечания, а потом пошли вроде бы мелкие, но в то же время показывающие, насколько неглубоко это было проделано.
– Я предлагаю их просто перечислить цитатами. «Нормальный рабочий день».
– «Ни в одной другой стране рабочая партия не ограничивалась таким неопределённым требованием, но всегда указывала точно, какую продолжительность рабочего дня при данных условиях считают нормальной».
Вот в ленинской программе партии было написано: перейти к 6-часовому рабочему дню. И всё ясно.
– Точно так же неконкретно про ограничение женского и запрещение детского труда.
– С какого возраста, на какое время? Ничего нет.
– «Государственный надзор за фабричной, ремесленной и домашней промышленностью. Регулирование труда заключённых. Действенный закон об ответственности».
– «Словом, и это добавление отличается такой же неряшливой редакцией».
– И я ещё предлагаю дополнительно вслед за этим материалом разобрать и письмо Бебелю. которое написал Энгельс 18–28 марта 1875 года. Для нас это может быть небольшим повторением того, что мы обсудили.
«Во-первых, принята напыщенная, но исторически ложная лассалевская фраза о том, что по отношению к рабочему классу все остальные классы составляют лишь одну реакционную массу…
Во-вторых, принцип интернациональности рабочего движения практически для настоящего времени совершенно отбрасывается, и отбрасывается людьми, которые целых пять лет и при труднейших обстоятельствах проводили этот принцип самым блестящим образом…
В-третьих, наши позволили навязать себе лассалевский «железный закон заработной платы», основанный на совершенно устаревшем экономическом воззрении, будто рабочий получает в среднем лишь минимум заработной платы, и именно потому, что, согласно мальтузианской теории народонаселения, всегда имеется избыток рабочих (такова была аргументация Лассаля)…
В-четвёртых, программа выдвигает в качестве единственного социального требования лассалевскую государственную помощь в самом неприкрытом виде, в каком Лассаль её украл у Бюше…
В-пятых, об организации рабочего класса, как класса, посредством профессиональных союзов не сказано ни слова…
Вот что сделали наши в угоду лассальянцам. А чем поступились те? Тем, что в программе фигурирует куча довольно путаных, чисто демократических требований, из коих некоторые являются просто предметами моды, как например, «народное законодательство», которое существует в Швейцарии и приносит там больше вреда, чем пользы, если вообще что-нибудь приносит. «Управление через посредство народа» ещё имело бы какой-нибудь смысл. Отсутствует также первое условие всякой свободы — ответственность всех чиновников за все свои служебные действия по отношению к любому из граждан перед обыкновенными судами и по общему праву. О том, что такие требования, как свобода науки, свобода совести, фигурируют во всякой либеральной буржуазной программе и здесь выглядят несколько странно, я распространяться не стану».
Что добавите, Михаил Васильевич?
– Здесь он говорит о том, что тоже стало для нас, особенно для Советского Союза, для членов Коммунистической партии особо ценным. Именно наплевательское отношение к тому, что Энгельс написал и разъяснил.
«Свободное народное государство превратилось в свободное государство. По грамматическому смыслу этих слов, свободное государство есть такое, в котором государство свободно по отношению к своим гражданам, т. е. государство с деспотическим правительством. Следовало бы бросить всю эту болтовню о государстве, особенно после Коммуны, которая не была уже государством в собственном смысле слова. «Народным государством» анархисты кололи нам глаза более чем достаточно, хотя уже сочинение Маркса против Прудона, а затем «Коммунистический манифест» говорят прямо, что с введением социалистического общественного строя государство само собой распускается и исчезает. Так как государство есть лишь преходящее учреждение, которым приходится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих противников, то говорить о свободном народном государстве есть чистая бессмыслица: пока пролетариат ещё нуждается в государстве, он нуждается в нём не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство как таковое перестает существовать».
Поэтому то, что у нас появилось в программе «народное государство», это возвращение на старый уровень в худшем виде. Это тот низкий уровень, который раскритиковали Маркс и Энгельс, который всё время критиковали Ленин и Сталин. Это откат! И это, конечно, укор членам партии, которые проглотили и тем более за это проголосовали.
– Я ещё два пункта процитирую. «Я заканчиваю, хотя почти каждое слово в этой программе, написанной к тому же вялым и бесцветным языком, заслуживает критики. Программа эта такова, что в случае, если она будет принята, Маркс и я никогда не согласимся примкнуть к основанной на таком фундаменте новой партии и должны будем очень серьёзно задуматься над вопросом о том, какую позицию (также и публично) занять по отношению к ней…
Я изложил дело напрямик также и Рамму, а Либкнехту написал лишь вкратце. Я не могу ему простить того, что он не сообщил нам ни слова обо всём этом деле… Правда, так поступал он издавна — и отсюда та обширная неприятная переписка, которую нам, Марксу и мне, пришлось с ним вести, — но на этот раз дело приняло слишком уж скверный оборот, и мы решительно отказываемся идти вместе с ним по такому пути».
Боевой материал, Михаил Васильевич!
– Он не только боевой, он суперактуальный. Это очень актуальный и глубокий материал. То есть люди, которые думают о переходе к социализму, от социализма к полному коммунизму, это всё должны знать. Если они этого не знают, то они в принципе не могут перейти. Потому что движение к коммунизму – это сознательно управляемый процесс. Если человек этот путь не знает, не понимает и путается в трёх соснах, он никак не может туда прийти, он говорит всякие глупости о «народном государстве», о том, что у нас через 20 лет будет построен коммунизм… А у нас коммунизм когда был построен? По окончании перехода, в 1936 году.
– Мы уже прочли всего Ленина, всего Сталина, сейчас берём избранные произведения Маркса и Энгельса. И мы не нашли ни одного неактуального материала. Может быть, разве что, какие-то конкретные письма, записки, распоряжения.
– Потому что история откатила нас назад.
– Даже если бы не откатывала – это же фундамент!
– И история откатила нас назад, потому что если борцы теряют свой фундамент, они сдают всё врагу. Классовому врагу. Классовый враг пришёл не потому, что он такой сильный, а потому что слабыми оказались те, кто должны быть вполне просвещёнными в отношении марксизма. То есть нельзя построить коммунизм, сознательно управляемое хозяйство, если вы не знаете таких теоретических вопросов.
– Нельзя спокойно жить на 25-м этаже 100-этажного дома, забывая о его фундаменте, который нужно содержать в порядке.
– Нельзя спокойно жить на 25 этаже здания, когда на первом и втором этажах уже разбушевался такой пожар, что вы и спуститься-то не можете туда! Мы сильно двинулись назад и пришли к таким актуальным вещам, на которые, кстати, особый нажим делали и Ленин, и Сталин. Они специально, методично, теоретически и практически всё время обращали на это внимание. А как, оказывается, трудно добиться, чтобы это вошло в сознание передовой части общества – рабочего класса и того, кто встал на позиции рабочего класса.
Когда потеряешь что-нибудь, тогда оценишь, что ты потерял. И тогда, наверное, начнёшь снова за это сражаться.
– За одного битого двух небитых дают.
– Битые теперь должны весь путь повторить, но не повторять этих ошибок. Мы заботимся о том, чтобы ошибки, которые сделало предыдущее поколение, не стали ошибками будущих поколений. В этом смысл теории. Это будущая практика. А если у вас теории нет, то будущая практика будет ошибочной.
– Я вижу очень много умных людей, которые, к сожалению, не могут в науке, в бизнесе пойти дальше и достичь новых рубежей просто потому, что пренебрегают диаматом.
– Мы видели, как у нас очень умные и толковые люди, специалисты в разных отраслях ничего не могли сделать, потому что они не разбирались в том, что скрепляет общество, что его соединяет воедино.
Что должен знать и уметь современный человек? Он должен знать какую-то одну отрасль науки или какого-то труда, иметь свою профессию, а для того, чтобы это всё соединялось в обществе, а не рассыпалось на отдельные столбики, которые можно было толкнуть и развалить, он должен знать науку про единое, про целое. Вот эта наука о целом называется философией. То есть он должен знать диалектический и исторический материализм, в основу которого ложится и политэкономия. Он должен понимать, что это делается в порядке борьбы, а не просто так. И в борьбе должны участвовать представители самых разных областей. Если они устраняются от этой борьбы, то вся ваша положительная деятельность идёт насмарку.
– Если этого не произойдёт, если он не разберётся, а кому-то придёт в голову доверить управление атомной электростанцией…
– Если он не разберётся, разберутся другие. Поэтому мы свои занятия, эти свои чтения проводим для тех, кто понимает важность этого дела. Знание – это свет, а неученье – тьма.
– Ведь в советское время был институт марксизма-ленинизма. Я себе представляю, как они бездельничали. То есть, видимо, они не делали ничего.
– Разные были люди. Я был знаком с доктором философских наук, заведующим сектором теории революций Станиславом Васильевичем Александровым. Он выпустил сборники «Маркс, Энгельс, Ленин о диктатуре пролетариата» и «Маркс, Энгельс, Ленин о классовой борьбе». Это был человек, который делал то, что должен был делать весь Институт марксизма-ленинизма. Но, как Вы правильно сказали, это были отдельные люди.
А то, что мы с Вами представляем вместе, это есть тоже институт марксизма-ленинизма. Здесь каждый, кто у нас является активным участником, может перегнать других и достичь соответствующих результатов.
– Потому что мы на общественных началах, бесплатно, коммунистическим образом всё это делаем.
– Все революционеры всегда делали бесплатно на общественных началах и коммунистическим образом.
– Поэтому тот Институт марксизма-ленинизма с нами соотносится так же, как ракета Гагарина с китайской игрушечной ракеткой.
– Я думаю, что мы на правильном пути. Мы видим, сколько людей участвовало в создании «Основного в ленинизме», это значительный поток. Это люди, которые знают направление движения и намерены по этому пути двигаться и вовлекать в него сознательную часть общества.
– Недавно отправили «Основное в ленинизме» в Новую Зеландию и в Австралию.
– А тех, кто не понимает, что главное в марксизме – диктатура пролетариата, надо отправить безвозвратно в космос!
– Пусть их Илон Маск на Марс отправит.
– Это и будет безвозвратно.
– Спасибо, Михаил Васильевич!
– Вам спасибо.
– Спасибо, товарищи.
