— Здравствуйте, Михаил Васильевич!
— Здравствуйте, Марат Сергеевич. Вы становитесь всё более умудрённым. Можно сказать, что мало людей, которые дошли до 41 тома. Важно следить за исторической логикой. Если люди прочитали не сорок один том, а, скажем, пятьдесят, но вразнобой, в разное время, то это не тоже самое.
Есть диалектика как всеобъемлющее учение о развитии. Развитие идёт путём борьбы противоположностей, которая рождает противоположные тенденции. Как далеко бы вы ни зашли, всё равно движение низшего к высшему, простого к сложному содержит в себе противоречие. А значит — противоположные тенденции. Борьба идёт и до полного коммунизма, идет при социализме. И руководить в этой борьбе должен тот класс, который объективно более в этом заинтересован. Соответственно, и равнение на этот класс.
В данном томе события сгущаются. Ленин как человек опытный, понимал, что поскольку занимается серьёзной политикой, и что он не вечен, ему нужно успеть передать своим товарищам по коммунистическому движению то, чем уже обладают большевики. И он передаёт.
— Несмотря на ранение, тяжёлое время, темп он не теряет — 2–3 тома в год!
— Да, он ещё и образец труженика. Есть фото Ленина в Таврическом дворце на конгрессе Коминтерна, он пишет резолюцию, примостившись на ступеньках при этом. Другие ходят, гуляют, а он считал, что несмотря на условия, надо написать. Лучше никто не напишет. А другие думают: Ленин напишет, зачем нам писать?
— Да, делегировали свои обязанности.
— Да.
— Том 41, май–ноябрь 1920 года. Здесь сразу несколько феноменальных работ. И сразу — “Детская болезнь левизны в коммунизме”. На 104 страницы у меня 91 пометка!
— Хорошее название: “… в коммунизме”. А коммунизм — это деятельность людей, сама борьба за полный коммунизм. Можно её считать коммунизмом?
— Можно.
— Можно. Потому что и полный коммунизм тоже будет борьбой. Главная цель социалистического производства такая же, как и при полном коммунизме — обеспечение полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества. Это вопрос борьбы: вы перестанете за это бороться и начнёте оседать назад. А если вы не обратите внимание на то, что оседаете назад, то вас ещё больше унесёт. Мы уже один раз на примере СССР это увидели, такой урок должен нас научить. Как писал Ленин, разбитые армии хорошо учатся. Надо, чтобы хорошо поучились.
— Да, но при этом надо, чтобы люди осознали этот урок, а если они его не осознали, то…
— То они не научились.
— Поэтому и надо читать Ленина.
— Иначе они снова будут жертвами тех же ошибок. Возьмём, например, КПРФ. В этом году меня попросили товарищи из этой партии выступить в Таврическом дворце, где выступал и Ленин. Я им сделал доклад о диктатуре пролетариата. Они с удовольствием послушали и похлопали. Но если мы возьмём программу КПРФ, то там этого нет. А на их шарфах написано “народовластие”. Так народовластие или диктатура пролетариата? Давайте разберёмся!
— “… Некоторые основные черты нашей революции имеют не местное, не национально-особенное, не русское только, а международное значение… т. е. понимая под международным значением международную значимость или историческую неизбежность повторения в международном масштабе того, что было у нас…”
— Мне это сразу напоминает ситуацию: сегодня я имею двух студентов из Китая. Один пишет про марксову теорию всемирной истории, а другой про диктатуру пролетариата в Китае. Он пытается обосновать это как “народная диктатура”. Но народ — это рабочие и крестьяне. Надо понимать, что всякое государство — это диктатура одного класса, не надо себя обманывать. А народ — это рабочие и мелкая буржуазия. Но вот так записали. У нас было в Европе много народно-демократических государств и где они все?
— “Наверное, теперь уже почти всякий видит, что большевики не продержались бы у власти не то что 2 1/2 года, но и 2 1/2 месяца без строжайшей, поистине железной дисциплины в нашей партии, без самой полной и беззаветной поддержки ее всей массой рабочего класса, т. е. всем, что есть в нем мыслящего, честного, самоотверженного, влиятельного, способного вести за собой или увлекать отсталые слои.
Диктатура пролетариата есть самая беззаветная и самая беспощадная война нового класса против более могущественного врага, против буржуазии, сопротивление которой удесятерено её свержением (хотя бы в одной стране) и могущество которой состоит не только в силе международного капитала, в силе и прочности международных связей буржуазии, но и в силе привычки, в силе мелкого производства. Ибо мелкого производства осталось ещё на свете, к сожалению, очень и очень много, а мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе. По всем этим причинам диктатура пролетариата необходима, и победа над буржуазией невозможна без долгой, упорной, отчаянной войны не на живот, а на смерть, — войны, требующей выдержки, дисциплины, твердости, непреклонности и единства воли.
… Безусловная централизация и строжайшая дисциплина пролетариата являются одним из основных условий для победы над буржуазией.
Только история большевизма за весь период его существования может удовлетворительно объяснить, почему он мог выработать и удержать при самых трудных условиях железную дисциплину, необходимую для победы пролетариата.
И прежде всего является вопрос: чем держится дисциплина революционной партии пролетариата?”
— Хочется обсудить, что такое дисциплина?
— Умение сообща вырабатывать решения, выполнять их, нести ответственность.
— Это выполнение решений, которые выработаны сообща.
— То, о чём договорились и большинство проголосовало.
— То, о чём договорился авангард рабочего класса. Дисциплина — это выполнение совместно выработанных решений. Здесь речь идёт о тех решениях, которые отвечают интересам рабочего класса. Потому что интересы рабочего класса выражают интересы всех трудящихся, в том числе и мелкой буржуазии.
— “Чем держится дисциплина революционной партии пролетариата? чем она проверяется? чем подкрепляется?
Во-первых, сознательностью пролетарского авангарда и его преданностью революции, его выдержкой, самопожертвованием, героизмом. Во-вторых, его уменьем связаться, сблизиться, до известной степени, если хотите, слиться с самой широкой массой трудящихся, в первую голову пролетарской, но также и с непролетарской трудящейся массой.
В-третьих, правильностью политического руководства, осуществляемого этим авангардом, правильностью его политической стратегии и тактики, при условии, чтобы самые широкие массы собственным опытом убедились в этой правильности. Без этих условий дисциплина в революционной партии, действительно способной быть партией передового класса, имеющего свергнуть буржуазию и преобразовать все общество, неосуществима. Без этих условий попытки создать дисциплину неминуемо превращаются в пустышку, в фразу, в кривлянье. А эти условия, с другой стороны, не могут возникнуть сразу.
Они вырабатываются лишь долгим трудом, тяжёлым опытом; их выработка облегчается правильной революционной теорией, которая, в свою очередь, не является догмой, а окончательно складывается лишь в тесной связи с практикой действительно массового и действительно революционного движения”.
— Теория вырабатывалась таким трудом (!), а умственная лень не позволяет некоторым товарищам прикоснуться к тому, что является гениальнейшими произведениями, продвигает нас всех вперёд и общество в целом.
— Наше поколение жило на всём готовеньком, никто ж не боролся из моего поколения за то, что имели: медицина, наука, образование… Избалованные мы.
— Я тоже принадлежу к такому поколению. Я учился в прекрасной школе, у меня были замечательные возможности для развития, потом учился в университете, получал всё, что имели люди при социализме. В этом смысле мы все очень избалованы.
— Глава “Главные этапы в истории большевизма”.
“Представители трёх основных классов, трёх главных политических течений, либерально-буржуазного, мелкобуржуазно-демократического и пролетарско-революционного, ожесточеннейшей борьбой программных и тактических взглядов предвосхищают и подготовляют грядущую открытую борьбу классов. Все вопросы, из-за которых шла вооруженная борьба масс в 1905–1907 и в 1917–1920 годах, можно (и должно) проследить, в зародышевой форме, по тогдашней печати. Годы революции (1905–1907). Все классы выступают открыто. Перерастание экономической стачки в политическую и политической в восстание. Рождение, в стихийном развитии борьбы, советской формы организации. Каждый месяц этого периода равнялся, в смысле обучения основам политической науки — и масс и вождей, и классов и партий — году «мирного» «конституционного» развития”.
— Ленин тут говорит для представителей всех коммунистических партий того времени. То есть для партий, которые возникли в процессе борьбы с предателями — социал-демократами II Интернационала.
— “Годы реакции (1907–1910). Царизм победил…
Победивший царизм вынужден ускоренно разрушать остатки добуржуазного, патриархального быта в России.
Революционные партии должны доучиваться. Они учились наступать. Теперь приходится понять, что эту науку необходимо дополнить наукой, как правильнее отступать. Приходится понять, — и революционный класс на собственном горьком опыте учится понимать, — что нельзя победить, не научившись правильному наступлению и правильному отступлению. Из всех разбитых оппозиционных и революционных партий большевики отступили в наибольшем порядке, с наименьшим ущербом для их «армии», с наибольшим сохранением ядра её, с наименьшими (по глубине и неизлечимости) расколами, с наименьшей деморализацией, с наибольшей способностью возобновить работу наиболее широко, правильно и энергично. И достигли этого большевики только потому, что беспощадно разоблачили и выгнали вон революционеров фразы…
Годы подъёма (1910–1914). Преодолевая неслыханные трудности, большевики оттеснили меньшевиков, роль которых, как буржуазных агентов в рабочем движении, превосходно была понята всей буржуазией после 1905 года и которых поэтому на тысячи ладов поддерживала против большевиков вся буржуазия. Но большевикам никогда не удалось бы достичь этого, если бы они не провели правильной тактики соединения нелегальной работы с обязательным использованием «легальных возможностей». В реакционнейшей Думе большевики завоевали себе всю рабочую курию”.
— У нас сейчас тоже время реакции. Когда решался вопрос о Трудовом кодексе, хорошо, что в парламенте оказались четыре человека, которые отстаивали вариант кодекса, разработанный Фондом Рабочей Академии.
Конечно, сейчас действительно революционная партия не может участвовать в выборах. И не потому, что это не нужно, а потому что если они при малой численности будут ориентированы на выборы, то ни на какую иную работу у них не будет сил и возможностей. А когда партия становится большой и сильной, она известную часть своих сил выделяет на то, чтобы и в парламенте отстаивать свои позиции, пользоваться возможностями агитации. Поэтому отказываться от парламентаризма не надо.
— “Первая всемирная империалистская война (1914 – 1917). Легальный парламентаризм, при условиях крайней реакционности «парламента», служит полезнейшую службу партии революционного пролетариата, большевикам. Большевики-депутаты идут в Сибирь. В эмигрантской прессе все оттенки взглядов социал-империализма, социал-шовинизма, социал-патриотизма, непоследовательного и последовательного интернационализма, пацифизма и революционного отрицания пацифистских иллюзий находят у нас своё полное выражение. Учёные дураки и старые бабы II Интернационала, которые пренебрежительно и высокомерно морщили нос по поводу обилия «фракций» в русском социализме и ожесточённости борьбы между ними, не сумели, когда война отняла хвалёную «легальность» во всех передовых странах, организовать даже приблизительно такого свободного (нелегального) обмена взглядов и такой свободной (нелегальной) выработки правильных взглядов, какие организовали русские революционеры в Швейцарии и в ряде других стран.
Вторая революция в России (с февраля по октябрь 1917 г.).
Меньшевики и «социалисты-революционеры» в несколько недель великолепно усвоили себе все приёмы и манеры, доводы и софизмы европейских героев II Интернационала, министериалистов и прочей оппортунистической швали”.
— Посмотрите, как прекрасно сегодня устроились в парламенте люди, которые раньше были членами КПСС и называли себя коммунистами. Они теперь плетутся в хвосте буржуазной политики.
— “Опыт доказал, что в некоторых весьма существенных вопросах пролетарской революции всем странам неизбежно предстоит проделать то, что проделала Россия.
Свою победоносную борьбу против парламентарной (фактически) буржуазной республики и против меньшевиков большевики начали очень осторожно и подготовляли вовсе не просто — вопреки тем взглядам, которые нередко встречаются теперь в Европе и Америке. Мы не призывали в начале указанного периода к свержению правительства, а разъясняли невозможность его свержения без предварительных изменений в составе и настроении Советов”.
— Опыт Советов до сих пор не усвоен. Даже само понятие. Это ведь не какой-то орган, назвавший себя Советом. Если так полагать, то можно сказать, что у нас сегодня вообще “страна Советов”. Совет федерации, Госсовет, Совет безопасности. Кругом Советы! Советов много, а дела мало.
в историю, то Советы были созданы из представителей забастовочных комитетов. Основной избирательной единицей и основной ячейкой государства является не территориальный округ, а производственная единица – завод, фабрика. На заводе люди выбрали, и они же при необходимости отозвали.
—Партия выросла и закалилась“Во-первых и главным образом в борьбе против оппортунизма, который в 1914 году окончательно перерос в социал-шовинизм, окончательно перешёл на сторону буржуазии против пролетариата”.
— Это же актуально?
— Ещё бы!
— Ленин говорил: “Оппортунист не предаёт своей партии, не изменяет ей, не отходит от неё. Он искренне и усердно продолжает служить ей. Но его типичная и характерная черта — податливость настроению минуты, неспособность противостоять моде, политическая близорукость и бесхарактерность. Оппортунизм есть принесение длительных и существенных интересов партии в жертву её минутным, преходящим, второстепенным интересам”. Это самое главное!
— “Иное приходится сказать о другом враге большевизма внутри рабочего движения. За границей ещё слишком недостаточно знают, что большевизм вырос, сложился и закалился в долголетней борьбе против мелкобуржуазной революционности, которая смахивает на анархизм или кое-что от него заимствует, которая отступает в чём бы то ни было существенном от условий и потребностей выдержанной пролетарской классовой борьбы.
… Мелкий собственник, мелкий хозяйчик (социальный тип, во многих европейских странах имеющий очень широкое, массовое представительство), испытывая при капитализме постоянно угнетение и очень часто невероятно резкое и быстрое ухудшение жизни и разорение, легко переходит к крайней революционности, но не способен проявить выдержки, организованности, дисциплины, стойкости”.
— Пример из истории. Начали в деревне создавать коммуны. Вроде, дело хорошее. Но люди, которые вчера были мелкими буржуа не могут сразу перейти к коммуне. Поэтому не прижилось. Крепким стал колхоз, где основные средства производства были обобществлены. Это прочная система, она позволила сделать деревню социалистической. Поэтому надо меньше красивых фраз. Возможно, “колхоз” звучит не так красиво, как “коммуна”, но он оказался формой общественной собственности, формой коммунизма.
— “Анархизм нередко являлся своего рода наказанием за оппортунистические грехи рабочего движения. Обе уродливости взаимно пополняли друг друга.
Большевизм воспринял и продолжал борьбу с партией, всего более выражавшей тенденции мелкобуржуазной революционности, именно с партией «социалистов-революционеров», по трём главным пунктам. Во-первых, эта партия, отрицавшая марксизм, упорно не хотела (вернее, пожалуй, будет сказать: не могла) понять необходимость строго объективного учета классовых сил и их взаимоотношения перед всяким политическим действием. Во-вторых, эта партия видела свою особую «революционность» или «левизну» в признании ею индивидуального террора, покушений, что мы, марксисты, решительно отвергали… В-третьих, «социалисты-революционеры» видели «левизну» в том, чтобы хихикать над небольшими сравнительно оппортунистическими грехами немецкой социал-демократии наряду с подражанием крайним оппортунистам этой же партии в вопросе, например, аграрном или в вопросе о диктатуре пролетариата”.
— А как красиво назывались — “социалисты-революционеры”. Не то что большевики — РСДРП(б).
— “В 1908 году «левые» большевики были исключены из нашей партии за упорное нежелание понять необходимость участия в реакционнейшем «парламенте»”.
— Особенно острым этот вопрос является во времена жёсткой цензуры. Сейчас некоторые товарищи ругаются, какая у нас ужасная власть. Ну, как сказать… Например, в Конституции записано, что нет господствующей идеологии. А мы вот с Маратом Сергеевичем считаем, что скоро будет коммунистическая господствовать, правда? И надо поставить вопрос о постановке её государственной идеологией. Если победит рабочий класс, то он сделает господствующей пролетарскую идеологию. Это мы можем сказать.
— Не “если”, а “когда”.
— Да, когда неизбежно победит. Тогда!
— Далее Ленин разворачивает дискуссию о компромиссах и делает вывод.
“Вывод ясен: отрицать компромиссы «принципиально», отрицать всякую допустимость компромиссов вообще, каких бы то ни было, есть ребячество, которое трудно даже взять всерьёз”.
— Только надо уточнить: компромиссы в практической политике. А в теории никаких компромиссов быть не может! Но сама теория говорит, что в практике компромиссы допустимы.
— “Есть компромиссы и компромиссы. Надо уметь анализировать обстановку и конкретные условия каждого компромисса или каждой разновидности компромиссов”.
— Чтобы через все компромиссы провести генеральную линию.
— Следующая глава — “«Левый» коммунизм в Германии. Вожди — партия — класс — масса”. Здесь много интересного.
“Одна уже постановка вопроса: «диктатура партии или диктатура класса? диктатура (партия) вождей или диктатура (партия) масс?» — свидетельствует о самой невероятной и безысходной путанице мысли”.
— В своё время Зиновьев предлагал диктатуру партии (уже после смерти Ленина). А он вроде был крупной величиной, член политбюро!
— Не читамши.
— Читамши!
— Не понямши?
— Понямши, но отступамши. Ленин говорит, что диктатура рабочего класса осуществляется, прежде всего, через партию рабочего класса. А Зиновьев — хитрая лиса —говорит: давайте тогда честно скажем — диктатура партии! Сталин же, когда критиковал Зиновьева, говорил: кто кому служит? Партия классу или класс партии? Если вы скажете, что класс партии, то тогда это уже не диктатура класса, и это враждебная марксизму позиция.
— Феминистки договорились до того, что женщина же рожает, зачем мужик? Тот же типаж ошибки.
— Вы хотите сказать, что мужик важнее, чем женщина. Класс важнее, чем партия, потому что партия порождается классом. А мужчина — женщиной. Поэтому Ваша аналогия несколько хромает.
— Конечно, она хромоногая.
“Отрицание партийности и партийной дисциплины — вот что получилось у оппозиции. А это равносильно полному разоружению пролетариата в пользу буржуазии. Это равносильно именно той мелкобуржуазной распыленности, неустойчивости, неспособности к выдержке, к объединению, к стройному действию, которая неминуемо всякое пролетарское революционное движение погубит, если дать ей потачку.
Отрицать партийность с точки зрения коммунизма значит делать прыжок от кануна краха капитализма (в Германии) не к низшей и не к средней, а к высшей фазе коммунизма”.
— Не будет партии, не будет классов и, как говорил Энгельс, там будут другие люди, не глупее нас, и они разберутся.
— Насчёт “не глупее” для меня под вопросом.
— Сейчас люди умнее, потому что они прошли опыт контрреволюции и знают, чем чреваты отступления от ленинизма.
— Но как им сохранить этот опыт?
— Я думаю, что сначала надо его изучить. А более короткого пути, чем изучение трудов Ленина — нет.
— Согласен: чтобы изучить, надо изучать.
“Уничтожить классы — значит не только прогнать помещиков и капиталистов — это мы сравнительно легко сделали — это значит также уничтожить мелких товаропроизводителей, а их нельзя прогнать, их нельзя подавить, с ними надо ужиться, их можно (и должно) переделать, перевоспитать только очень длительной, медленной, осторожной организаторской работой. Они окружают пролетариат со всех сторон мелкобуржуазной стихией, пропитывают его ею, развращают его ею, вызывают постоянно внутри пролетариата рецидивы мелкобуржуазной бесхарактерности, раздробленности, индивидуализма, переходов от увлечения к унынию. Нужна строжайшая централизация и дисциплина внутри политической партии пролетариата, чтобы этому противостоять, чтобы организаторскую роль пролетариата (а это его главная роль) проводить правильно, успешно, победоносно. Диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская, против сил и традиций старого общества”.
— Тут два вопроса сразу. Первый — дисциплина. У нас дисциплину представляют как выполнение неких директив сверху. А речь-то идёт о сознательной дисциплине в социалистическом обществе! Через систему Советов надо вырабатывать крупные решения, и если все в этом участвуют, если уж договорились, то должны эти решения выполнять. Потому что чем более сложный организм, тем меньшее число людей необходимо, чтобы сорвать работу большого количества людей.
— Запусти одну женщину на авианосец и… кирдык авианосцу. Всё!
— Как легко вы разделались с таким важным принципом! У нас такого не может быть, чтобы не допустили женщину, поэтому авианосцев у нас нет! Вашу проблему мы решили!
И второй вопрос о том, что Вы прочитали. Упорная борьба до полного уничтожения классов! Отрицательные тенденции будут всегда. Нельзя прекращать борьбу с силами и традициями старого общества. Как только прекращается такая борьба, силы и традиции старого общества берут верх.
— “Сила привычки миллионов и десятков миллионов — самая страшная сила. Без партии, железной и закаленной в борьбе, без партии, пользующейся доверием всего честного в данном классе, без партии, умеющей следить за настроением массы и влиять на него, вести успешно такую борьбу невозможно. Победить крупную централизованную буржуазию в тысячу раз легче, чем «победить» миллионы и миллионы мелких хозяйчиков”.
— Тут Ленин всё время речь ведёт о борьбе. О борьбе с родимыми пятнами капитализма, а это — и товарность, не преодолённое полностью деление на классы, элементы стихийности в организации, бюрократизм, карьеризм. Победить эти недуги без всеобщего участия в управлении невозможно. Об этом говорилось в Программе партии, принятой на VIII Съезде. Каждый трудящийся должен ежедневно два часа уделить обучению военному и профессиональному искусству и практическому обучению технике государственного управления. Взяли и выбросили это из Программы при Хрущёве! А товарищи, которые должны были за этим следить, сидели и слушали, что скажет первый секретарь, и хлопали не только руками, но, похоже, и ушами.
— “Во многих странах, и в том числе наиболее передовых, буржуазия несомненно посылает теперь и будет посылать провокаторов в коммунистические партии. Одно из средств борьбы с этой опасностью — умелое сочетание нелегальной и легальной работы”.
— Яковлев, член Политбюро, секретарь ЦК…
— Нелегалом в Зимбабве надо было его отправить.
— Нет, его надо было расстрелять. И Горбачёва тоже. А Ельцина повесить.
— Следующая глава “Следует ли революционерам работать в реакционных профсоюзах?”
“Немецкие «левые» считают для себя решённым безусловно отрицательный ответ на этот вопрос…
Но, как ни уверены немецкие «левые» в революционности такой тактики, на самом деле она в корне ошибочна и ничего кроме пустых фраз в себе не содержит”.
— Профсоюз — это союз рабочих. А говорят некоторые, что, дескать, они буржуазные. А как вы хотите, при буржуазном строе, чтобы сознание рабочих было коммунистическим? Да вы коммунистов в партию-то набрать не можете!
— “Партия непосредственно опирается в своей работе на профессиональные союзы… Получается, в общем и целом, формально не коммунистический, гибкий и сравнительно широкий, весьма могучий, пролетарский аппарат, посредством которого партия связана тесно с классом и с массой и посредством которого, при руководстве партии, осуществляется диктатура класса”.
— То есть, отказываясь от работы с профсоюзами мы фактически отказываемся от Советской власти. Создать Советскую власть без профсоюзов нельзя! Профсоюзы ведут забастовочную борьбу. И если вы забастовочные комитеты собираете в один орган, получается Совет по представительству от рабочих коллективов.
— “Понятно, что эта теснейшая связь на практике означает очень сложную и разнообразную работу пропаганды, агитации, своевременных и частых совещаний не только с руководящими, но и вообще влиятельными деятелями профсоюзов, решительной борьбы с меньшевиками, которые до сих пор имеют известное, хотя и совсем небольшое, число приверженцев, которых и учат всевозможным контрреволюционным проделкам…
Связь с «массами» через профсоюзы мы признаём недостаточной. Практика создала у нас, в ходе революции, и мы стараемся всецело поддержать, развить, расширить такое учреждение, как беспартийные рабочие и крестьянские конференции, чтобы следить за настроением масс, сближаться с ними, отвечать на их запросы, выдвигать из них лучших работников на государственные должности и т. д.
Таков общий механизм пролетарской государственной власти, рассмотренный «сверху», с точки зрения практики осуществления диктатуры.
… Все разговоры о том, «сверху» или «снизу», диктатура вождей или диктатура массы и т. п., не могут не казаться смешным ребяческим вздором, чем-то вроде спора о том, полезнее ли человеку левая нога или правая рука”.
— Хотя фигурально говорят о механизме, но тут целостность не механическая, а органическая. Строится социальный организм, где каждое звено выполняет свою роль. С другой стороны — все участвуют в выработке общих решений.
— Можно как на профсоюзы, посмотреть на кружки?
— Нет, кружки вообще безответственны. Профсоюз — это организация, объединение. А кружки — это люди, которые просто что-то изучают.
— Это что-то аморфное.
— Абсолютно. Если профсоюзы создаются для экономической борьбы, то кружки не содержат в себе такого стимула. Другое дело, что люди, прошедшие кружки, потом могут решить, что станут заниматься партийной или профсоюзной работой. Поэтому выступать просто против кружков — это глупость.
Я очень давно, возможно, более других по времени веду кружок диалектики и считаю, что без него нам труднее было бы заниматься партийной работой. В кружок люди собираются для познания мира. А для преобразования мира кружки не годятся.
— “Капитализм неизбежно оставляет в наследство социализму, с одной стороны, старые, веками сложившиеся, профессиональные и ремесленные различия между рабочими, с другой стороны, профсоюзы, которые лишь очень медленно, годами и годами, могут развиваться и будут развиваться в более широкие, менее цеховые, производственные союзы (охватывающие целые производства, а не только цехи, ремесла и профессии) и затем, через эти производственные союзы, переходить к уничтожению разделения труда между людьми, к воспитанию, обучению и подготовке всесторонне развитых и всесторонне подготовленных людей, людей, которые умеют всё делать.
Мы можем (и должны) начать строить социализм не из фантастического и не из специально нами созданного человеческого материала, а из того, который оставлен нам в наследство капитализмом. Это очень «трудно», слов нет, но всякий иной подход к задаче так не серьёзен, что о нём не стоит и говорить.
Профсоюзы были гигантским прогрессом рабочего класса в начале развития капитализма, как переход от распыленности и беспомощности рабочих к начаткам классового объединения. Когда стала вырастать высшая форма классового объединения пролетариев — революционная партия пролетариата (которая не будет заслуживать своего названия, пока не научится связывать вождей с классом и с массами в одно целое, в нечто неразрывное), тогда профсоюзы стали неминуемо обнаруживать некоторые реакционные черты, некоторую цеховую узость, некоторую склонность к аполитицизму, некоторую косность и т. д. Но иначе как через профсоюзы, через взаимодействие их с партией рабочего класса нигде в мире развитие пролетариата не шло и идти не могло”.
— Для того, чтобы вступить в партию, человек должен выполнить довольно серьёзные требования. Он должен прочитать программу партии и с ней согласиться. Он должен иметь определённый уровень обучения. Например, при приёме в Рабочую партию России человек должен взять на себя, как минимум, обязательство обучиться в Красном университете. А Красный университет это не просто кружок — это систематическое изучение трёх источников, трёх составных частей марксизма.
Профсоюз же таких требований не предъявляет. Это трудящиеся. Разве мало того, что человек создаёт материальные блага, что он коллективист?
— “Завоевание политической власти пролетариатом есть гигантский шаг вперед пролетариата, как класса, и партии приходится ещё более и по-новому, а не только по-старому, воспитывать профсоюзы, руководить ими, вместе с тем однако не забывая, что они остаются и долго останутся необходимой «школой коммунизма» и подготовительной школой для осуществления пролетариями их диктатуры, необходимым объединением рабочих для постепенного перехода в руки рабочего класса (а не отдельных профессий), и затем всех трудящихся, управления всем хозяйством страны.
Некоторая «реакционность» профсоюзов, в указанном смысле, неизбежна при диктатуре пролетариата. Непонимание этого есть полное непонимание основных условий перехода от капитализма к социализму”.
— Некоторые говорят: этот профсоюз буржуазный, надо из него выйти! Не платите взносы! И что? Коммунизм начинается из того, что вы создаёте некий общий котёл, из которого вы можете заказать себе газету о своих проблемах, оказать кому-то помощь…
— И Ленин показывает оборотную сторону медали.
“На Западе тамошние меньшевики гораздо прочнее «засели» в профсоюзах, там выделился гораздо более сильный слой профессионалистской, узкой, себялюбивой, чёрствой, корыстной, мещанской, империалистски настроенной и империализмом подкупленной, империализмом развращённой «рабочей аристократии», чем у нас. Это бесспорно. Борьба с Гомперсами, господами Жуо, Гендерсонами, Мергеймами, Легинами и К° в Западной Европе гораздо труднее, чем борьба с нашими меньшевиками, которые представляют совершенно однородный, социальный и политический, тип. Эту борьбу надо вести беспощадно и обязательно довести её, как довели её мы, до полного опозорения и изгнания из профсоюзов всех неисправимых вождей оппортунизма и социал-шовинизма”.
— А люди сами покидают поле борьбы! Отдают профсоюз его руководителям. Вы возьмите и переизберите руководство, предложите программу, выступите с ней.
— “Не работать внутри реакционных профсоюзов, это значит оставить недостаточно развитые или отсталые рабочие массы под влиянием реакционных вождей, агентов буржуазии, рабочих аристократов или «обуржуазившихся рабочих»”.
— Вот Вы сказали, что профсоюзы — школа коммунизма. А коммунизм и есть борьба! Это ж не готовая система. И при полном коммунизме вы будете бороться за прогресс против реакции. За новое против чего-то устаревшего. За общее дело, а не за частные интересы отдельных лиц.
— “Чтобы уметь помочь «массе» и завоевать симпатии, сочувствие, поддержку «массы», надо не бояться трудностей, не бояться придирок, подножек, оскорблений, преследований со стороны «вождей» (которые, будучи оппортунистами и социал-шовинистами, в большинстве случаев прямо или косвенно связаны с буржуазией и с полицией) и обязательно работать там, где есть масса. Надо уметь приносить всякие жертвы, преодолевать величайшие препятствия, чтобы систематически, упорно, настойчиво, терпеливо пропагандировать и агитировать как раз в тех учреждениях, обществах, союзах, хотя бы самых что ни на есть реакционных, где только есть пролетарская или полупролетарская масса. А профсоюзы и рабочие кооперативы (эти последние иногда, по крайней мере) — это именно такие организации, где есть масса.
… Вся задача коммунистов — уметь убедить отсталых, уметь работать среди них, а не отгораживаться от них выдуманными ребячески-«левыми» лозунгами”.
— Очень хорошо сказано!
— Глава 7: “Участвовать ли в буржуазных парламентах?”
“Немецкие «левые» коммунисты с величайшим пренебрежением — и с величайшим легкомыслием — отвечают на этот вопрос отрицательно.
«Исторически изжит» парламентаризм. Это верно в смысле пропаганды. Но всякий знает, что от этого до практического преодоления ещё очень далеко. Капитализм уже много десятилетий тому назад можно было, и с полным правом, объявить «исторически изжитым», но это нисколько не устраняет необходимости очень долгой и очень упорной борьбы на почве капитализма. «Исторически изжит» парламентаризм в смысле всемирно-историческом, т. е. эпоха буржуазного парламентаризма кончена, эпоха диктатуры пролетариата началась. Это бесспорно. Но всемирно-исторический масштаб считает десятилетиями. На 10–20 лет раньше или позже, это с точки зрения всемирно-исторического масштаба безразлично, это – с точки зрения всемирной истории — мелочь, которую нельзя даже приблизительно учесть. Но именно поэтому в вопросе практической политики ссылаться на всемирно-исторический масштаб есть теоретическая неверность самая вопиющая.
Для коммунистов в Германии парламентаризм, конечно, «изжит политически», но дело как раз в том, чтобы не принять изжитого для нас за изжитое для класса, за изжитое для масс. Как раз тут мы опять видим, что «левые» не умеют рассуждать, не умеют вести себя как партия класса, как партия масс. Вы обязаны не опускаться до уровня масс, до уровня отсталых слоёв класса. Это бесспорно. Вы обязаны говорить им горькую правду. Вы обязаны называть их буржуазно-демократические и парламентарные предрассудки предрассудками. Но вместе с тем вы обязаны трезво следить за действительным состоянием сознательности и подготовленности именно всего класса (а не только его коммунистического авангарда), именно всей трудящейся массы (а не только её передовых людей)”.
— Скажем, приближается выборная кампания. Любая партия должна готовиться к выборам, чтобы использовать особый политический интерес, который в это время оживляется.
— “Пока вы не в силах разогнать буржуазного парламента и каких угодно реакционных учреждений иного типа, вы обязаны работать внутри них именно потому, что там есть ещё рабочие, одураченные попами и деревенскими захолустьями, иначе вы рискуете стать просто болтунами.
Критику — и самую резкую, беспощадную, непримиримую критику — следует направлять не против парламентаризма или парламентской деятельности, а против тех вождей, которые не умеют — и еще более тех, кои не хотят — использовать парламентских выборов и парламентской трибуны по-революционному, по коммунистически”.
Про компромиссы.
“33 бланкиста являются коммунистами потому, что они воображают, что раз они хотят перескочить через промежуточные станции и компромиссы, то и дело в шляпе, и что если — в чём они твердо уверены — на этих днях «начнется», и власть очутится в их руках, то послезавтра «коммунизм будет введен». Следовательно, если этого нельзя сделать сейчас же, то и они не коммунисты.
Что за детская наивность — выставлять собственное нетерпение в качестве теоретического аргумента!
Каждый пролетарий, благодаря той обстановке массовой борьбы и резкого обострения классовых противоположностей, в которой он живет, наблюдает разницу между компромиссом, вынужденным объективными условиями (у стачечников бедна касса, нет поддержки со стороны, они изголодались и измучились до невозможности), — компромиссом, нисколько не уменьшающим революционной преданности и готовности к дальнейшей борьбе рабочих, заключавших такой компромисс, — и, с другой стороны, компромиссом предателей, которые сваливают на объективные причины своё шкурничество (штрейкбрехеры тоже заключают «компромисс»!), свою трусость, своё желание подслужиться капиталистам, свою податливость запугиваниям, иногда уговорам, иногда подачкам, иногда лести со стороны капиталистов”.
— Это можно сравнить с военными действиями. Дескать, мы должны только наступать! А отступать не должны! Не бывает таких войн, где были бы одни наступления и не было бы отступлений.
— Бывают моменты, когда говорят: не шагу назад!
— Бывают, но нельзя сказать так, что мы будем только наступать. Такие люди будут разбиты. Так и здесь. Есть компромиссы и компромиссы. Вы проводите свою коренную линию, но для её осуществления отступаете по каким-то частным вопросам. Если же вы не умеете этого делать, значит, вы пустой болтун.
— “Наивные и совсем неопытные люди воображают, что достаточно признать допустимость компромиссов вообще, — и будет стёрта всякая грань между оппортунизмом, с которым мы ведём и должны вести непримиримую борьбу, — и революционным марксизмом, или коммунизмом. Но таким людям, если они ещё не знают, что все грани и в природе и в обществе подвижны и до известной степени условны, нельзя ничем помочь кроме длительного обучения, воспитания, просвещения, политического и житейского опыта”.
— Это выводы, которые взяты, в том числе, и из истории с Брестским миром. Сколько в партии было людей, выступавших против ленинской позиции! Нельзя прекратить воевать с империалистами! Так у вас задача сохранить советскую республику, а не воевать с немцами.
— “Наша теория не догма, а руководство к действию — говорили Маркс и Энгельс, и величайшей ошибкой, величайшим преступлением таких «патентованных» марксистов, как Карл Каутский, Отто Бауэр и т. п., является то, что они этого не поняли, не сумели применить в самые важные моменты революции пролетариата”.
— Они назывались теоретиками, но вождями пролетариата не стали. Они оказались ренегатами, то есть отступниками.
— “Капитализм не был бы капитализмом, если бы «чистый» пролетариат не был окружён массой чрезвычайно пёстрых переходных типов от пролетария к полупролетарию (тому, кто наполовину снискивает себе средства к жизни продажей рабочей силы), от полупролетария к мелкому крестьянину (и мелкому ремесленнику, кустарю, хозяйчику вообще), от мелкого крестьянина к среднему и т. д.; если бы внутри самого пролетариата не было делений на более и менее развитые слои, делений земляческих, профессиональных, иногда религиозных и т. п.
Надо заметить, между прочим, что победа большевиков над меньшевиками требовала не только до Октябрьской революции 1917 года, но и после неё, применения тактики лавирования, соглашательства, компромиссов, разумеется, такого и таких, которое облегчало, ускоряло, упрочивало, усиливало большевиков насчёт меньшевиков”.
Богатый материал. Вот мы уже сколько разбираем, а только едва перешли середину.
— Речь тут идёт о том, что руководитель победившей партии имеет основание объяснить другим товарищам, как правильно воевать. Объясняет это Ленин, в том числе, и для нас.
— Глава “Левый коммунизм в Англии”.
“Людей, которые умеют выражать такое настроение масс, умеют вызывать у масс (очень часто дремлющее, не осознанное, не пробужденное) подобное настроение, надо беречь и заботливо оказывать им всяческую помощь. Но в то же время надо прямо, открыто говорить им, что одного настроения недостаточно для руководства массами в великой революционной борьбе, и что такие-то и такие-то ошибки, которые готовы сделать или делают преданнейшие делу революции люди, суть ошибки, способные принести вред делу революции”.
— Это вопрос о необходимости изучения теории. Мы вот сидим и спокойно изучаем, как проводится революция. А есть такие горячие революционеры…
— Которые проводят демонстрации. У меня есть один такой товарищ.
— А что, собственно, вы демонстрируете? Выйдем с плакатами, будем скандировать и что дальше? Где ваш класс, который будет делать революцию? Или без класса будете делать? Силами программистов?
— Эмоция — крайняя цель.
— Да, выпустить пар.
— “Основной закон революции, подтверждённый всеми революциями и в частности всеми тремя русскими революциями в XX веке, состоит вот в чём: для революции недостаточно, чтобы эксплуатируемые и угнетённые массы сознали невозможность жить по-старому и потребовали изменения; для революции необходимо, чтобы эксплуататоры не могли жить и управлять по-старому. Лишь тогда, когда «низы» не хотят старого и когда «верхи» не могут по-старому, лишь тогда революция может победить. Иначе эта истина выражается словами: революция невозможна без общенационального (и эксплуатируемых и эксплуататоров затрагивающего) кризиса.
Английские коммунисты должны, на мой взгляд, соединить все свои четыре (все очень слабые, некоторые — совсем и совсем слабые) партии и группы в одну коммунистическую партию на почве принципов III Интернационала и обязательного участия в парламенте. отстаивали ее (пятнадцать лет, 1903–1917) и отстояли русские большевики по отношению к русским Гендерсонам и Сноуденам, т. е. меньшевикам”.
— Обратите внимание: на почве III Интернационала! А не просто так. Если вы просто соедините, то получится каша.
— “И однако массы поняли большевиков; и большевикам не помешало, а помогло то обстоятельство, что они накануне советской революции, в сентябре 1917 года, составляли списки своих кандидатов в буржуазный парламент (Учредительное собрание), а на другой день после советской революции, в ноябре 1917 года, выбирали в то самое Учредительное собрание, которое 5. I. 1918 было ими разогнано.
… Задача состоит и здесь, как всегда, в том, чтобы уметь приложить общие и основные принципы коммунизма к тому своеобразию отношений между классами и партиями, к тому своеобразию в объективном развитии к коммунизму, которое свойственно каждой отдельной стране и которое надо уметь изучить, найти, угадать”.
Глава 10. Некоторые выводы.
“Всё дело теперь в том, чтобы коммунисты каждой страны вполне сознательно учли как основные принципиальные задачи борьбы с оппортунизмом и «левым» доктринерством, так и конкретные особенности, которые эта борьба принимает и неизбежно должна принимать в каждой отдельной стране, сообразно оригинальным чертам её экономики, политики, культуры, ее национального состава (Ирландия и т. п.), её колоний, её религиозных делений и т. д. и т. п.
… Единство интернациональной тактики коммунистического рабочего движения всех стран требует не устранения разнообразия, не уничтожения национальных различий (это — вздорная мечта для настоящего момента), а такого применения основных принципов коммунизма (Советская власть и диктатура пролетариата), которое бы правильно видоизменяло эти принципы в частностях, правильно приспособляло, применяло их к национальным и национально-государственным различиям.
Неопытные революционеры часто думают, что легальные средства борьбы оппортунистичны, ибо буржуазия на этом поприще особенно часто (наипаче в «мирные», не революционные времена) обманывала и дурачила рабочих; — нелегальные же средства борьбы революционны. Но это неверно. Верно то, что оппортунистами и предателями рабочего класса являются партии и вожди, не умеющие или не желающие (не говори: не могу, говори: не хочу) применять нелегальные средства борьбы в таких, например, условиях, как во время империалистской войны 1914–1918 годов, когда буржуазия самых свободных демократических стран с неслыханной наглостью и свирепостью обманывала рабочих, запрещая говорить правду про грабительский характер войны.
Жизнь возьмёт своё. Пусть буржуазия мечется, злобствует до умопомрачения, пересаливает, делает глупости, заранее мстит большевикам и старается перебить (в Индии, в Венгрии, в Германии и т. д.) лишние сотни, тысячи, сотни тысяч завтрашних или вчерашних большевиков: поступая так, буржуазия поступает, как поступали все осуждённые историей на гибель классы.
Коммунисты должны приложить все усилия, чтобы направить рабочее движение и общественное развитие вообще самым прямым и самым быстрым путём к всемирной победе Советской власти и диктатуре пролетариата. Это бесспорная истина. Но стоит сделать маленький шаг дальше — казалось бы, шаг в том же направлении — и истина превратится в ошибку. Стоит сказать, как говорят немецкие и английские левые коммунисты, что мы признаём только один, только прямой путь, что мы не допускаем лавирования, соглашательства, компромиссов, и это уже будет ошибкой, которая способна принести, частью уже принесла и приносит, серьёзнейший вред коммунизму”.
— Это великое произведение.
— Да, и Ленин к нему через некоторое время сделал добавление “Коммунисты и независимцы в Германии”.
“Это — плаксивые мещанские демократы, которые в тысячу раз опаснее для пролетариата, если они объявляют себя сторонниками Советской власти и диктатуры пролетариата, ибо на деле в каждую трудную и опасную минуту они неизбежно будут совершать предательство… пребывая в «искреннейшем» убеждении, что они помогают пролетариату! Ведь и венгерские социал-демократы, перекрестившиеся в коммунистов, хотели «помочь» пролетариату, когда по трусости и бесхарактерности сочли положение Советской власти в Венгрии безнадёжным и захныкали перед агентами антантовских капиталистов и антантовских палачей!”
Следующая часть “Неправильные выводы из верных посылок”.
“Вы кажетесь себе самим «ужасно революционными», милые бойкотисты и антипарламентаристы, но на самом деле вы испугались сравнительно небольших трудностей борьбы против буржуазных влияний извнутри рабочего движения, тогда как ваша победа, т. е. свержение буржуазии и завоевание политической власти пролетариатом, создаст эти самые трудности в ещё большем, в неизмеримо большем размере. Вы по-детски испугались маленькой трудности, которая предстоит вам сегодня, не понимая, что завтра и послезавтра вам придётся всё же научиться, доучиться преодолевать те же самые трудности в размерах, неизмеримо более значительных.
При Советской власти те самые задачи, которые теперь так горделиво, так высокомерно, так легкомысленно, так ребячески отбрасывает от себя антипарламентарий одним движением руки, — те самые задачи возрождаются внутри Советов, внутри советской администрации, внутри советских «правозаступников» (мы разрушили в России, и правильно сделали, что разрушили, буржуазную адвокатуру, но она возрождается у нас под прикрытием «советских» «правозаступников»). Внутри советских инженеров, внутри советских учителей, внутри привилегированных, т. е. наиболее квалифицированных и наилучше поставленных, рабочих на советских фабриках мы видим постоянное возрождение решительно всех тех отрицательных черт, которые свойственны буржуазному парламентаризму, и только повторной, неустанной, длительной, упорной борьбой пролетарской организованности и дисциплины мы побеждаем — постепенно — это зло”.
— Да, привычки и традиции старого общества.
— “По сравнению с этими, поистине гигантскими, задачами, когда придется при диктатуре пролетариата перевоспитывать миллионы крестьян и мелких хозяйчиков, сотни тысяч служащих, чиновников, буржуазных интеллигентов, подчинять их всех пролетарскому государству и пролетарскому руководству, побеждать в них буржуазные привычки и традиции, — по сравнению с этими гигантскими задачами является делом ребячески легким создать при господстве буржуазии, в буржуазном парламенте, действительно коммунистическую фракцию настоящей пролетарской партии”.
По-моему очень ценная работа.
— Гениальная!
— Может мы сделаем отдельную запись на эту работу и рассмотрим оставшуюся часть тома в отдельной записи?
— Может быть и так. Люди любят говорить о политическом завещании Ленина. Вот вам, пожалуйста. Философское завещание — “О значении воинствующего материализма”. А здесь — обращение к пролетарским руководителям всех стран, чтобы они учли положительный опыт большевиков и тот отрицательный опыт, который не позволяет взять власть.
— Том очень насыщенный, тут дальше ещё тезисы. Я поэтому и не хочу дальше сейчас продолжать, люди устали.
— Эта работа, конечно, выделяется. Для всех коммунистических сил Ленин дал анализ уроков. И объяснил, что если вы сейчас боитесь трудностей, то после взятия власти трудностей у вас будет в стократ больше.
— Хорошо, как тогда назовём выпуск?
— Я думаю, название должно быть связано с главной мыслью о том, что диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, военная и хозяйственная, педагогическая и администраторская против сил и традиций старого общества.
— Может тогда “Против сил и традиций старого общества”?
— Если будет только “против”, то мы против без борьбы.
— Предложите иное название.
— “Борьба за победу рабочего класса”.
— Тут же много о глупостях из-за детского восприятия.
— Люди не понимают, что идёт борьба, а она требует и наступлений и отступлений.
— Может тогда “Искусство борьбы за дело рабочего класса”?
— Да. Или “Наука борьбы за диктатуру пролетариата”.
— Хорошо.
— И сколько она продолжается, всё там написано.
— Спасибо, Михаил Васильевич.
— Вам спасибо!
— Спасибо, товарищи.
— До новых встреч!
